Смерть за стеклом - Страница 13

К оглавлению

13

Фогарти уставился на батарею мониторов, и в аппаратной повисла тяжелая, угрюмая тишина.

– Больше всего я ненавижу обнимания, – наконец проговорил он. – И поглаживания. А еще сильнее – разглагольствования.

– Вам надо встретиться с моим боссом, – усмехнулась Триша. – Вы бы с ним спелись.

Боб снова помолчал, а потом продолжил свое:

– Если бы этот сброд представлял, как их презирают по другую сторону зеркала! Какие дают обидные прозвища: «Сопля», «Распутница», «Пердун»… Как режут материал, чтобы изобразить по-своему. Как ни во что не ставят. Они, возможно, захотели бы убить всех!

День тридцать первый
3.00 пополудни

Колридж и его подчиненные выходили из себя, когда на экране снова и снова появлялся Воггл. Он явно забивал всех остальных. Творцы «Любопытного Тома» с самого начала решили, что Воггл – то, что им нужно, и огромные куски сохранившейся пленки живописали его подвиги и реакцию на них остальных обескураженных «арестантов».

– Если бы убили его, – жаловался Колридж, – можно было бы спокойно выдвинуть обвинение в непреднамеренном убийстве всем остальным. Меня и самого тошнит от этого типа, хотя я вижу его только на экране.

– Нельзя судить продюсеров за то, что Воггла выпячивали, – заметил Хупер. – Вся страна тогда помешалась. Свихнулась на воггломании… Помните?

Инспектор помнил. Даже он наткнулся на это слово, которым пестрели первые полосы бульварных газетенок и которое встречалось на третьих или четвертых страницах солидных изданий. Но тогда он понятия не имел, о ком шла речь. Предполагал, что о футболисте или знаменитом скрипаче.

Хупер извлек из магнитофона кассету и положил в маленькую стопку «просмотренных материалов», взял другую из огромной стопы «еще не просмотренных» и вставил в аппарат.

– А знаете, сэр, – доложил он, – эти «не просмотренные материалы» – маленькая песчинка, по сравнению с теми, что еще в хранилище.

– Знаю, сержант.

Хупер нажал на «воспроизведение», и в комнате снова зазвучал протяжный шотландский говор.

«Идет четвертый день «ареста», – сообщал Энди. – Лейла и Дервела решили, что необходимо расписание. Так рациональнее распределять домашние обязанности».

Колридж удобнее устроился на стуле. Он понимал, что следующие пятьдесят минут не имел права позволить себе очередную чашку чая. Одну в час. Четырнадцать кружек по пинте за рабочий день было его пределом.

День четвертый
2.10 пополудни

– Я хочу устроить всеобщее собрание, – заявила Лейла. – Чтобы не дуться друг на друга. Давайте поговорим по-честному и все обсудим.

В углу комнаты из-за обложки книги вынырнула лысая голова Мун. Заглавие книги гласило: «Вы – Гея: четырнадцать шагов к центру собственной вселенной».

– Прикольно духовная книга. О личном росте, интеллектуальном развитии и самосовершенствовании. Я как бы тоже к этому стремлюсь. Понимаешь?

– Да, Мун, круто. Э-э-э… ты видела, в каком состоянии туалет?

– А что с ним такое?

– Там не слишком приятно. Мы с Дервлой…

– Не надейтесь, я не собираюсь подтирать в сортире. Я в доме четыре дня и еще ни разу не сходила. Распирает по-черному. Наверное, электрические поля камер действуют на мои инь и ян.

– Лейла не просит тебя чистить туалет, – спокойно объяснила Дервла. – Просто мы считаем, что надо распределить работы по дому.

– Идет. Я – «за». Все что угодно. Но только не убирать за другими дерьмо. Согласитесь, это как бы смешно, если я сама не хожу.

– Я тоже не против тяжелой работы, – заявил Газа, на секунду перестав толкать тренажер, что он частенько проделывал с тех пор, как оказался в доме. – Что-нибудь поднимать или двигать. Но отказываюсь чистить толчок, потому что вовсе не против грязного толчка. Мне все равно, куда целить, когда пускаешь струю.

Следующие несколько секунд весь экран заполняло искаженное ужасом нежное личико Лейлы.

– Хорошо, Гарри, не забивай голову насчет туалета, – успокоила Газзу Лейла. – А что скажешь о мытье посуды? Или ты согласен есть из заплесневелых тарелок?

Дэвид, совершенно неотразимый в своей балахонистой рубашке, даже не открыл глаз.

– Давайте решим, что в первую неделю каждый занимается только своими делами. Я, например, вывожу из организма токсины и поэтому питаюсь вареным рисом, который, как полагаю, гораздо легче смывать с тарелки, чем разъедающую кишки отраву, потребляемую Гарри, Келли и Джазом.

– А меня это устраивает, – отозвался Газза. – И вообще, свою тарелку я каждый раз вытираю куском хлеба.

– Я понимаю, Гарри, – продолжала Лейла. – Нисколько на тебя не давлю, но не забывай, что хлеб, он для всех. Надеюсь, что имею право это сказать. Только пойми, я тебя совсем не напрягаю.

Гарри ничего не ответил, лишь ухмыльнулся.

– А тебе не кажется, Дэвид, – спросила Келли, – что мыть посуду по отдельности довольно глупо?

– Почему, Келли? – Дэвид открыл глаза и одарил девушку мягкой, доброй, снисходительной улыбкой, напоминавшей оскал гремучей змеи.

– Ну, потому… потому что…

– Вот что, Келли, я не разозлюсь, если услышу, что глуп, только хочу знать почему.

– Я вовсе не хотела сказать… совершенно не имела в виду… – Келли замолчала.

А Дэвид снова закрыл глаза, чтобы вернуться к наслаждению, которое неизменно испытывал, восхищаясь изяществом собственных мыслей.

В этот момент в разговор внес свою лепту ординатор Хэмиш, обычно предпочитавший, чтобы его не замечали.

– Терпеть не могу всяких расписаний. Я пять лет прожил в студенческом общежитии и прекрасно знаю таких, как ты, Лейла. Дай тебе волю, ты начистишь мне яйца за то, что я не поменял кончившийся рулон туалетной бумаги.

13